И Аниска увидела это гнездо. Оно чернело вверху среди густых веток, прижатое к самому стволу. Там должны быть детки. Большие уже должны быть детки – лето на исходе!

Аниска подобрала подол, заткнула за пояс и полезла на корявую смолистую ёлку. Обдираясь о сучья, морщась от сухой хвои, которая набивалась ей в волосы и сыпалась в глаза, Аниска упрямо лезла всё выше и выше. Она карабкалась трудно, долго. А когда уселась на большом суку передохнуть и подняла глаза, то увидела, что гнездо уже совсем близко, над самой её головой. Она перебралась повыше и заглянула в гнездо.

Аниска не ошиблась – в гнезде сидели птенцы. Они уже оперились. Но что такое?

Тускло-серые, чуть рыжеватые к хвосту, они вовсе не были красивы. У них не было красных перьев на крыльях, а хвостов и совсем ещё не было видно. Куцые глупые птенцы доверчиво и беспомощно глядели из гнезда на Аниску.

– Бедненькие! Ну как же я возьму вас от матери? – сказала Аниска. – Ой, как же мне быть?!

У неё не поднималась рука взять птенца из гнезда. Вот, сколько она искала эту ронжу, сколько мучилась! А когда нашла – не может взять! Аниске хотелось плакать.

«А зачем их ловить? Ронжа не может жить в неволе. Умрёт от тоски по лесу…»

Это отец сказал Аниске. Но что же ей теперь делать, если она обещала Светлане?

Аниска стиснула зубы и запустила руку в гнездо. Птенцы тревожно затрепетали крыльями, один вырвался из гнезда и взлетел. Аниска схватила его.

Вдруг закачались ветки и красная птица с пронзительным криком кинулась к Аниске. Она кричала, словно звала на помощь. Она чуть не касалась крыльями Анискиных волос…

Тёплое маленькое тельце птенца дрожало в руках, и в нём изо всех сил билось сердце. Аниска нежно коснулась губами бархатной головки.

– Не бойся. Я тебя не обижу…

Бережно завернув птенца в фартук, Аниска спустилась с дерева и пошла через высокие травы. А красная птица ещё долго кричала у своего гнезда. И от этого крика у Аниски всю дорогу острой болью болела душа.

Домой Аниска пришла как раз к обеду. Мать, увидев её, всплеснула руками:

– Ох, на кого ж ты похожа? И где это тебя угораздило?

– А руки-то все в смоле! – подхватила Лиза. – И платье разорвано! А в фартуке что?

Аниска посмотрела на мать, на Лизу, на свои чёрные от смолы руки, на порванное платье с мокрым подолом… И вдруг, заглянув в фартук, бегом бросилась из избы.

– Совсем рехнулась, – сказала Лиза.

Мать только вздохнула. Ну что ей делать с этой горе-головушкой Аниской?

Аниска прибежала к Тумановым. Светлана стояла перед зеркалом и завязывала синий бант в косе. Она увидела Аниску в зеркало:

– Фу, какая… испачканная!

Но Аниска схватила своей чёрной от смолы рукой тонкую руку Светланы и прошептала:

– Я тебе ронжу нашла! Я из гнезда достала! Теперь ты будешь со мной дружиться?

Светлана встрепенулась:

– Правда? Где она, покажи скорей!

Аниска раскрыла фартук. Испуганный птенец сидел съёжившись и ни на кого не глядел.

– Это и есть ронжа? – протянула Светлана. – Ну что же в ней хорошего?

– Да ведь это ещё детка! – сказала Аниска задрожавшим голосом. – У него красные крылья потом вырастут! Ты увидишь, какой он красивый будет! Он скоро вырастет!

Аниска говорила, стараясь убедить Светлану, но уже чувствовала, что всё это напрасно. Светлане не понравилась ронжа.

– Я не виновата… – пробурчала наконец Аниска. – Если бы большую ронжу можно было поймать – я бы поймала. Ну ведь эта тоже красивая будет!

Светлана засмеялась. Но обернулась к ней, увидела её жалкие косые глаза и вдруг обняла за плечи.

– Да ну ладно! Ронжа-ронжа! А на что она мне? Пойдём к нам в огород, горошку поедим. Я ведь сказала, что буду с тобой дружить – значит, буду!

И, схватив Аниску за руку, потащила её в огород.

– Подожди! – ответила сразу утешенная Аниска. – Я сейчас. Птенчика в лукошко посажу. А завтра отнесу обратно, на ёлку. Пусть его мать выкормит!

15. Гуси-лебеди

Так и прошло лето – с дождями и солнцем, с грозами и алым сиянием зорь…

Аниска не заметила, как дни полетели один за другим вместе с золотой осенней листвой.

Дружила или нет с ней Светлана? Трудно было Аниске понять. Нынче дружила, а завтра обижала. Правда, Аниска никогда не говорила о своих обидах, хотя эти обиды каждый раз всё тяжелей ложились ей на сердце. Но стоило Светлане кликнуть её, Аниска бежала к ней полная радости.

В этот ясный осенний день Светлана позвала Аниску к старой, поваленной бурей рябине:

– Пойдём на рябине покачаемся!

Девочки взобрались на большой сук, тихонько покачивались и смеялись – им казалось, что они птицы.

– Давай петь! – сказала Светлана. И запела тоненьким голоском:

Аниска стала ей подтягивать. Но голос у неё был неверный, и песня не получалась, только получалось очень смешно – кто в лес, кто по дрова.

Посмеявшись, они снова запели. И снова рассмеялись.

– Ой, падаю! – вдруг закричала Аниска. И свалилась в мягкую рябиновую листву.

Хохот поднялся ещё громче. Аниска думала, что сейчас умрёт от смеха, и она никак не могла встать и вылезти из рябиновых веток.

А Светлана наверху смеялась, повизгивала и сквозь смех кричала:

– Ой, и я сейчас! Ой, и я сейчас!..

В разгар этого веселья неожиданно явился белобрысый Прошка. Он подошёл и сказал басом:

– Светлана! Эй!

– Что тебе ещё? – крикнула Светлана.

– Иди. Бабушка домой велела.

– Ну вот ещё! Зачем такое?

Аниска выбралась из листвы и помогла Светлане слезть с ветки.

– Сейчас сбегаем и опять придём, ладно? – сказала Светлана. – Ты, пожалуйста, не уходи домой, ты со мной!..

Девочки побежали. Ещё издали Аниска увидела во дворе у Тумановых какую-то женщину в белой кофточке. Она приостановилась и неизвестно почему встревожилась.

– А у вас кто-то…

– Где?

– А вон… У калитки с бабушкой стоят…

Светлана пригляделась. И вдруг взвизгнула, бросила Анискину руку и припустилась к дому.

– Мама! Мамочка приехала!

Аниска не знала, что же ей делать теперь? Бежать за Светланой? А Светлана уже и забыла про неё. Она повисла на шее у своей мамы, целовала её, что-то быстро рассказывала…

Потом все пошли в избу – бабушка, мама, Светлана… Но тут Светлана вспомнила про Аниску.

– Что же ты стоишь? Иди сюда! Сейчас вещи собирать будем – я уезжаю!

Аниска медленно подошла к Светлане, у неё ноги почему-то стали очень тяжёлыми.

– Да не бойся, иди! – нетерпеливо кричала Светлана. – Я уж маме рассказала, что ты мне ронжу принесла! А знаешь, она мне новую игру купила!..

Быстрые Светланины слова кружились где-то возле уха, как летняя мошкара. А в сознании осталось только одно:

«Уезжает»…

Аниска вошла вслед за Светланой в избу. Бабушка Туманова торопливо собирала на стол. Светланина мама – вся какая-то чистенькая, беленькая, приглаженная – укладывала в чемодан знакомые платья: красное тоненькое, в котором Светлана появилась впервые, розовое в полоску, вышитый фартучек, испачканный малиной…

– Уезжаешь…

– Ну да! Уезжаю! Ведь первое сентября скоро! А у мамы сегодня выходной – вот она за мной и приехала. Сейчас лошадь запрягут – мама наняла в колхозе лошадь! И папа пишет из командировки, что скоро домой приедет. А потом, у нас комнату в Москве новыми обоями оклеили… Сейчас пообедаем и поедем!

Аниска неподвижными глазами смотрела на Светлану и ничего не говорила. Светлана даже обиделась немножко.

– А тебе даже всё равно, что я уезжаю!

Но, взглянув на Аниску, примолкла, словно поняла, что большое горе слов не имеет.

Светлане стало неприятно. Анискина тоска мешала её радостному настроению. И она с нетерпением обратилась к матери: